Процент соответствия - Страница 86

— ...Две инициации, и в каждой — отсев шестьдесят процентов? Это из ста моих мальков только семь выживут? — горячился Алим.

— Шесть с хвостиком, — спокойно поправил эмиссар.

— А вы знаете, каких усилий стоит собрать геном?! Сколько часов труда вложено в каждую икринку?!!

— А вы на меня не орите! — в свою очередь разозлился эмиссар. — Это из-за таких, как вы, норму отсева подняли с пятидесяти до шестидесяти процентов. Сначала ноете: «Пропустите мой уникальный образец! Я ему такие рук-ки сделал...» А потом мы семь поколений некондицию отсеиваем! Вы что, не знаете, что наша цивилизация на честном слове держится? Это мы её держим! Это мы в мальков самосознание вкладываем. Без инициации они так и остаются предразумными. Если мы хоть одно поколение пропустим, цивилизация рухнет! Я вообще не понимаю, как первый разумный вид возник. И я не дам вам — слышите! — не дам вогнать молодь в предразумное состояние!

— Что вы говорили о пятидесяти процентах? — в Алиме проснулся учёный.

— С началом внедрения рук-ков на нас стали давить: требовали пропускать как можно больше мальков со скорректированным геномом. Мол, чтоб общество как можно быстрее получило рук-ки. Мы пропускали... Каждого третьего пропускали. А сколько раз вы рук-ки меняли! Мы опять пропускали. И устойчивость разума в потомстве снизилась. А она и так была невысока. Случаи разблокировки эмоциональной сферы участились до того, что мы на них глаза закрываем.

Хотите, поделюсь своей гипотезой? Но учтите, это высший уровень секретности. И у меня нет ни одного прямого подтверждения. Ну, не знаем мы, что десять тысяч лет назад было. Так вот, я думаю, что первым разумным видом были не инфоры. И не широкомыслящие. А первым был вид, полностью вымерший в настоящее время. Он создал нас — и сгинул без следа. Уступил место молоди... Нам, то есть.

Почему я так думаю? Да потому что все виды одинаково нестабильны. Наш разум держится на строжайшей селекции. И нужны ещё сотни поколений отбора, чтоб он стабилизировался. А исходный разумный вид обязан быть стабильно разумным, согласны? Ведь, пока он поднимался до разума, селекционеров не было.

— Мне надо подумать, — выдавил Алим через минуту.

— Ну, думайте, думайте. И давайте сойдёмся на цифре пятьдесят. Пятьдесят процентов отсева при каждой инициации. Один малёк из четырёх — это не так и мало.

Часть 3. Лидеры

Атран. Темнота. Двенадцать лет спустя

Атран попросту убежал от забот. Куда глаза глядят. Ориентируясь по шуму посёлка и затухающему свисту за спиной. Вскоре посёлок испытателей остался где-то далеко-далеко. Может, в пяти километрах, а может, в пятистах. В Темноте нет расстояний, есть только время... И холод. К нему невозможно привыкнуть. Надо родиться в темноте, чтоб его не замечать. Но Темнота помогает понять себя, отвлечься от сиюминутного.

Не так... Вся программа пошла не так... Почему? Ведь цивилизация аккумулировала чуть ли не десяток разумных видов. Откуда это мощное взаимное отторжение?

Сонар... Всего один новый орган. Нет, не один. Вдобавок к нему два новых раздела головного мозга, два развитых центра, анализирующих эхо-сигналы. И склад мышления кардинально изменился. Свисты не хотят или не могут мыслить чётко, конкретно. Они обмениваются какими-то туманными образами, расплывчатыми, многозначными. Как мудр был Алтус, когда при селекции молоди оставил исключительно самцов...

Два десятка лет назад, когда проект только начинался, казалось, главные трудности — технические. Стоит их решить, и Темнота — вот она, в рук-ках. Пусть тебе там не жить, но её заселят твои братья по разуму. А свисты... Можно ли их назвать братьями? Ведь абсолютно чужие.

Испытания сонара на предразумных не дали ответов на многие вопросы. Нужно иметь сонар, чтоб разобраться в тонкостях его работы. Сколько часов ни держи свистуна на присоске, сколько суток ни проводи на контактном пятне шалота, не постигнешь и основ эхолокации. Только имеющий свой сонар может оптимизировать конструкцию. Разумные испытатели необходимы проекту. Всё строго логично. В чём же просчёт?

Атран расслабил все мышцы и попытался понять, всплывает он или погружается. Кажется, всплывает. Напряг мускулы живота, сдавливая плавательный пузырь, и начал медленно погружаться. Может, до дна четверть часа, может, час, два. В Темноте нет расстояний. Нет направлений. Нет ничего дальше протянутой рук-ки.

Вспомнил Балу. Как она боялась Темноты. Кулы не могут зависать в толще среды, им обязательно надо двигаться. Без движения они тонут. В Темноте движение призрачно, иллюзорно. Может, оно есть, а может, среда по какому-то капризу просто омывает плавники, создавая впечатление скорости.

Показалось?

Где-то далеко-далеко, на грани слышимости, женский голос выводил печальную мелодию без слов. Слуховая галлюцинация? Или те самые песни глубин, набирающий силу студенческий фольклор? Атран, мысленно обзывая себя кретином, отправился проверить. Некстати вспомнилось погружение в Темноту со связистами, рассказ об отражающих звук слоях. Если так, певунья может находиться в десятке километров отсюда.

Но нет, голос становится громче, отчётливее. А через несколько минут чуть слева и метров на двадцать ниже Атран заметил слабое свечение. Развёл в стороны плавники, напряг мышцы живота и начал планировать к огоньку тихо и незаметно.

Огонёк оказался факелом на носу испытательницы из группы Атрана. Она, как водится, притушила факел до еле заметного свечения и мурлыкала сложную бесконечную мелодию, полную светлой грусти.